И два мускулистых парня, загорелые, широкоплечие, в одних спортивных трусах, одинаковых, красных с белой каймой, обликом, ухмылочками и повадкой как две капли воды напоминавших мелкую шпану с окраины большого города.
Оба двинулись к ней не спеша, с расстановочкой, переглядываясь и ухмыляясь, один зажимал в кулаке какой-то продолговатый предмет. Он и заговорил первым, меряя Марину взглядом:
– Ну проходи, красотка, проходи, не стесняйся. Чего не умеешь, тому научим, у нас это быстро...
Марина, ойкнув, повернулась к двери, но Тоня с той же циничной ухмылочкой щелкнула замком, отпихнула ее на середину, где ближайший парень проворно ухватил Марину за локти. Она пару раз слабо дернулась, притворяясь, что не в силах избавиться от хватки. Тоня прошла к одному из кресел, села, закинула ногу на ногу, удобно расположилась, словно пришла в театр и с нетерпением ждала, когда поднимется занавес, – в вальяжной, хозяйской позе. Совершенно переменилась, ничего в ней сейчас не было от предупредительной, услужливой горничной.
Парень все так же держал Марину за локти, посмеиваясь над ухом. Второй неторопливо подошел вплотную, погладил по груди, запустил кончики пальцев под купальник, ухмыляясь, спустил узенькую бретельку с плеча, потом вторую.
Добросовестно ойкнув, Марина попыталась вырваться, но ничего из этого не получилось у слабой холеной куколки.
– Отпустите, – сказала она испуганно. – С ума сошли?
– Разбежалась, – сказал стоявший перед ней. – Стой спокойно, сучка, иначе больно сделаю...
Он поднял загадочный предмет – и из него с тихим щелчком выскочило блестящее узенькое лезвие. Марина замерла. Обушок сверкающего клинка медленно прошелся по ее шее, опустился ниже, мимоходом коснувшись соска, лезвие вонзилось в красную невесомую ткань, распоров на длину ладони.
– Ну, ты все поняла, блядь синеглазая?
Она кивнула, все так же замерев.
– Дергаться не будешь?
Она старательно замотала головой.
Парень отступил, сделал приглашающий жест:
– Ну, тогда иди на матрасик, да смотри у меня...
Она прошла туда, косясь на поблескивающее у щеки лезвие, опустилась навзничь, легла, прикрываясь руками, но один их тут же отвел, закинул за головку, а второй неторопливо стянул купальник совсем, небрежно швырнул в сторону, вмиг избавился от трусов и навис над ней, упираясь кулаками в матрац, с ухмылочкой протянул:
– А ты приятная... Все умеешь?
Марина уставилась в потолок. Второй выпустил ее запястья и положил широкую ладонь на шею, чуть придавил:
– Тебя спрашивают, все умеешь?
Она кивнула, вытянула руки вдоль тела, расслабилась с беззащитным видом покорившейся жертвы, прошептала:
– Только не бейте, пожалуйста...
– Ну кто же тебя будет бить, глупенькая, – хохотнул тот, что стоял в головах, опустил ладони на грудь и стиснул. – Если будешь лапочкой, все обойдется. Будешь лапочкой?
Она старательно кивнула.
– Против двоих ничего не имеешь?
Марина потрясла головой.
– Может, тебя связать?
– Не надо, – сказала Марина. – Вы же видите, я и так не дергаюсь ни капельки...
– Вот и умница. Ножки раздвинь, а головку закинь поудобнее.
Она подчинилась, без команды раскрыв рот. Стоявший в изголовье хохотнул, не выпуская ее груди:
– Люблю понятливых шлюшек. Ну, взяла аккуратненько...
Второй уже стоял на коленях меж ее раскинутых ног, вцепившись сильными пальцами в бедра, приподнял. Вжимаясь затылком в матрац, Марина еще сильнее закинула голову, поймала ртом напрягшуюся плоть и коротко охнула, когда в нее вошли, расслабилась, покорно мотаясь в такт размашистым толчкам. Вскоре ей стало по-настоящему хорошо, и она уже не гадала, где могут располагаться камеры, потому что это, в принципе, не имело особого значения. Ее обрабатывали неспешно и умело, порой перебрасываясь циничными репликами, и ей это вполне нравилось со всех точек зрения, и служебной, и личной. Когда все кончилось почти одновременно и оба от нее оторвались, она так и осталась лежать, уронив правую руку с матраца, раскрасневшаяся и довольная. Краем глаза покосилась на Тоню, та по-прежнему сидела в кресле, медленно курила, и ее смазливенькое личико сейчас стало совершенно другим – холодным, жестким, легкая улыбочка исполнена несомненного превосходства. «Ничего удивительного, в общем, – лениво подумала Марина, положив руку на бедро сидевшего рядом парня. – Единственная возможность превосходство ощутить – глядя, как в два смычка трахают заезжую шлюху, превосходящую только количеством денег в кошельке, а по натуре еще большую дешевку, чем ты сама... Психология не особенно сложная, просекается с ходу. Ну что же, все идет согласно расчетам».
Сидевший повернулся, накрыл ладонью ее грудь, деловито поинтересовался:
– Ну, как впечатления?
– А от меня? – кокетливо улыбнулась она.
– Классно сосешь.
– Я вообще талантливая, – скромно сказала она. – Еще не поняли? А вы на что еще способны?
– Ну, давай посмотрим… – его ладонь грубовато проползла по плоскому животу, опустилась ниже, стиснула.
Марина закрыла глаза, но ее бесцеремонно подняли с матраца две пары рук, повернули, как куклу или манекен на учениях. Образовалась комбинация, в которой она еще не бывала, несмотря на богатый опыт – но, оказалось, весьма неплохо. Снова ее, называя вещи своими именами, отодрали старательно и неторопливо, без малейшего намека на нежность, и в самом деле обращаясь, словно дворовые хулиганы с подвернувшейся на свою беду примерной девочкой, из которой за пару часов сделали законченную шлюху. Ну что же, в конце концов, с ней в свое время это и произошло: жила-была балованная девочка, а потом, когда весь мир в одночасье взорвался, превратившись в нечто неописуемое, и город горел, как пучок соломы, вмиг лишившаяся всего на свете паинька обосновалась в грязном подвале, где ее сексуальным воспитанием скоренько занялись новоиспеченные волчата, бывшие примерные мальчики. Хорошо еще, что это была с в о я стая, не били и не издевались – но прежде чем подняться до почетной роли личной игрушки вожака, общей девочкой все же побыла, и приятного в этом мало…